Поморье попадает в сферу интересов карел в первые века нашей эры, с момента основания карельского народа.

Для передвижения и сношений с другими карельскими землями использовались транзитные водно-волоковые пути, связывавшие Северо-Западное Приладожье с Поморьем. Из Приладожья по рекам Шуе и Суне попадали в Онежское озеро, откуда через волок на Выгозеро и далее несколькими возможными путями к Беломорскому побережью. На Выгозеро можно было попасть и другим, т. н. «внутренним» карельским путем, который вел из Приладожья в Сегозерье и далее в Поморье. Севернее проходила еще одна транзитная дорога, которая шла из Приладожья на север через озеро Пиелинен в Ребольскую округу и далее на реку Кемь, впадающую в Белое море.

Первые известные на сегодня документы свидетельствуют о том, что Беломорское побережье находилось во владении «пяти родов корельских детей» (рокульцы, вымольцы, вальдольцы, каргольцы, тиврульцы) .
Нестабильность обстановки в северном Приладожье, на коренной территории карел, началась после нападения Московии на Новгород, что привело к исходу многих карельских семей на Север и  увеличению карельских поселений на Белом море. Русские договорившись сначала с Данией, во времена её владычества над землями Швеции, а после с самой Швецией начинают совместное нападение и захват наших карельских земель. Это разделение Великого карельского народа на Западных и Восточных карел продолжалось до середины 20 века. Последним инициатором окончательного разрыва карел был Маннергейм.

В русских источниках о пребывании карел в Поморье рассказывается в Житии Зосимы и Савватия Соловецких, созданном в конце XIV (в самом тексте оно датировано 1503 г.). Согласно этому литературному памятнику, на рубеже 20— 30-х гг. XV в. и позднее, в середине XV в., поморские карелы пытались выселить с Соловецкого острова пришедших туда первых монахов, в виду того , что этот остров является их «отеческим наследием» с его магической силой .
Память о карелах, населявших не только Карельский, но и Поморский берег Белого моря, сохраняют исторические документы XV — XVIII вв. — акты, купчие, данные и др., включающие именования жителей (обычно это родовые патронимы), имеющие бесспорные карельские корни. В этом смысле очень показательна купчая на земли в Поморье, приобретенные новгородским посадником Дмитрием Васильевичем у Ховры Тойвутовой (1447—1454).

Из документа явствует, что ее отец звался Василь Кокуй и был «Рокольского роду», замужем она была за Давыдом Тойветом. Оба родовых имени: Кокуй, кар. Kokkoi (kokkoi ‘орел’) и Тойвет, кар. Toivottu (toivottu ‘желанный, ожидаемый (ребенок) — входили в традиционный карельский дороссийский именослов. То есть языческий. 

Одно из наиболее убедительных доказательств карельского прошлого Поморья — это беломорские говоры. Карельское языковое воздействие присутствует здесь на всех языковых уровнях, но наиболее ощутимо в лексике, содержащей практически во всём карельские лексические заимствования. Количество и качество этих заимствований свидетельствует о долговременных и исключительно активных контактах. Собственно, сам характер заимствований (см. далее) позволяет говорить не просто о контактах, но о мощном карельском субстрате, т. е. о переходе местного карельского населения через этап сначала двуязычия , а после русско-язычия и об усвоении им поморского самосознания.

Которое — «Поморское самосознание» предлагается сегодня нам российской лженаукой как русское!

Иначе говоря, в поморских говорах сохранилось значительное количество карельских по происхождению лексем, которые в ходе перехода местных карел на русский язык не были замещены соответствующими поморскими (русскими) лексическими единицами, а вписаны в русскую лексическую систему. Речь идет, прежде всего, о терминологии, называющей ландшафтно-географические особенности местности, а также связанной с местными карельскими промыслами. Для нее нередко просто не обнаруживалось соответствующих русских эквивалентов.

Показательны в этом смысле многочисленные географические термины, присутствующие в сегодняшних говорах Поморья: вара, варака, варакка — гора, скала < voara -‘гора, поросшая лесом; корга -мыс; подводный камень <кorko, korgo — мыс; подводная скала, мель; салма — пролив < šalmi — пролив; пудас — рукав реки, протока; ручей, впадающий в реку — puvas — рукав реки; арай — сырое болотистое место <aro —  луг на сыром месте; открытое травянистое болото; тайбола — густой лес, через который можно пройти только зимой; лесная дорога <taipaleh ’путь; расстояние; переход, например, из деревни в другую по глухой лесистой местности и др.

К этой группе примыкает целый ряд слов, называющих особые явления природы, характерные для Поморья: шипша — растаявший снег <tšipšu- мягкий тающий снег’, когма — вода, выступившая на поверхности льда; второй, верхний слой льда <kohva ’талый снег, шуга; наледь; ропак — куча льда на берегу, на камнях <ruopaš — куча льда; ситега, ситёга — моросящий дождь. tšite-  то же; гудева — иней и его производное огудеветь покрыться инеем <huueh — изморозь, иней.

Карельские истоки присущи целому ряду наименований растений, напр.
горма — иван-чай, вакха — трифоль, гажля — осока, канабра  верхняя ветвистая часть ягодного кустарника, кортеха хвощ, рохкач крупная зрелая ягода, тура — морские водоросли.

Особенно показательны для понимания карельского этапа в истории Поморья и сути происходивших здесь карельских земель термины, связанные с промысловой деятельностью населения. Анализ лексики, зафиксированной в «Словаре живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении», составленном известным собирателем языка и культуры Поморья И.М. Дуровым, показывает, что термины морского рыболовства имеют четкие карельские истоки. Приведем несколько примеров, в которых для удобства развернутое описание словарных статей словаря сокращено с сохранением сути лексического значения: гарба — ставная сеть для ловли семги с крупной ячеей в 10—20 см; емега — шов, образующийся при сшивании вместе двух сетей с различною ячеею, отсюда выражение емежить на живую нитку; каболка прядь смоленой веревки, которой привязываются плавки и кибасы к ловушкам; кибас — небольшой камень, обертываемый берестой и привязываемый в виде грузила; кибрюшка — трубочка из бересты, привязываемая в виде поплавка к верхней тетиве сети; кубас — большой поплавок, привязываемый к ярусному якорю для обозначения места яруса; ловда -поплавок из досок, определяющих середину невода; нот — сеть для ловли сельди и сайды; пунда — грузило у лесы на треску; ринда- ‘полотнище крыла невода; симка — бечева, при помощи которой кубас прикрепляется к якорю и др.

Приведенный ряд может быть распространен за счет названий рыб, также восходящих к карельскому источнику (лох, гарьюз, корех, мойва, ряпукса, сайда). Собственно, этот лексический материал свидетельствует о том, что само рыболовство как форма хозяйственной деятельности населения, было принесено в Поморье карелами. Более позднее появление у карел солеварение, можно считаться вкладом европейцев, с которыми вели торговлю карелы.

Безусловным наследием в говорах Поморья являются также многочисленные звукоподражательные глаголы, которые исключительно характерны для карельского языка на фоне незначительной их активности в русском языке. Среди поморских глаголов этой группы арандать, бурандать, веньгать, горготать, гумайдать, калайдать, кярандать, нюгайдать, ряжандать, улайдать, урандать, чиландать и др., обозначающие разновидности звучания и имеющие соответствующие карельские оригиналы.

Не менее показательны в регионе Поморья географические названия этой территории, особенно т.н. полукальки или полупереводы, образующиеся в ходе адаптации сложного по структуре карельского оригинала к русской системе названий. Регулярная, повторяющаяся часть оригинала переводится русским географическим термином, а атрибутивный элемент усваивается без перевода: Мальягора и Чупоргора в Колежме, Кортемох на Сумострове в Вирме, Лехнаволок и Керкозеро на Сумозере, Лапозеро в Колежме, Кильбостров в Нюхче, Корюхостров в Колежме, Ламбостров в Вирме, Маткручей в Сухом Наволоке и т. д.

Таких топонимов на Поморском берегу Белого моря многие сотни, и они
свидетельствуют о былом единоличном карельском присутствии здесь. Многочисленные топонимы не только представляют карельское языковое наследие, но и несут в себе разнообразную информацию о названных местах. К примеру, среди названий окрестностей Кеми многие характеризуют ландшафтно-географические особенности местности: залив Кивгуба: кар. kivi  — камень, каменный, залив Умпога: карелькое. umpi . закрытый, не имеющий выхода, pohja — основание залива — имеется в виду залив, не имеющий притоков, остров Мягостров: кар. mägi — гора, горка, луда Гаммашлуда (Кемь): карельское  hammas ‘зу’. В названии острова Куричья Нилакса закрепился поморский термин нилакса подводная гладкая скала, восходящий, в свою очередь, к карельскому nilas (основа nilakse-) ‘подводная или омываемая водой скала. Поселение Гайжево в черте Кеми упоминается уже в 1591 г. как Гайжева Сторона и может быть возведено к оригинальному карельскому
*Haiževapuoli, где haiseva — плохо пахнущий.

Сегодня среди полутора сотен топонимов названий с карельскими корнями не так уж много — всего пара десятков. Однако практически все они называют значимые для территории объекты — морские мысы и заливы, острова, речные пороги, озера и ручьи, заметные возвышенности (Вёхручей, Видплёсо, Габнаволок, Каллуда, Лависгора, Майгуба, Петьостров, Пиозеро, Рахостров, Чупоргора и др.). Они отличаются значительной устойчивостью во времени на фоне наименований культурных объектов — покосов, поселений и их частей и свидетельствуют о том, что население Сумского посада во времена Феофана
было еще карельским.

Стоит также добавить к этому, что некоторые топонимы списка, воспринимаемые сегодня как русские, но сохранившие двухчастную карельскую структуру, в действительности также являются карельскими, прошедшими через этап калькирования: Борисручей, Конькамень, Сеностров. Понятно, что многочисленные русские топонимы окрестностей Сумского посада, называющие новые объекты, возникли относительно недавно, и список карельских названий был прежде более представительным.

Анализ материалов списка подтверждает то, что в Поморье русские переселенцы появившие здесь лишь в 19 веке, как правило, не основывали новых поселений, а поселялись в уже существовавшие населенные карелами места. При этом понятно, что в Сумском Посаде в связи с военным статусом поселения русская составляющая в составе населения была более представительней, чем в соседних поморских селах, и это отразилось в топонимии.

В других селах Поморского берега, особенно в Колежме и Нюхче, процент карельских названий значительно выше. В контексте карельских записей архимандрита Феофана обращение к топонимии Кеми и Сумского Посада не случайно.  В XV веке здесь была построена карелами деревянная крепость — Сумский острог (и несколько позже — Кемский городок) — для защиты поселения с суши.

Хотя русская составляющая в населении восточных волостей Белого моря начала формироваться уже в 18 веке, западное побережье Белого моря продолжало оставаться традиционным карельским этноязыковым ареалом. Еще в первой половине XX в. в окрестностях Кеми располагалась карельская Подужемская волость (подужемский говор), карельские деревни сохраняются и по сей день в составе бывших Маслозерской, Тунгудской и Шуезерской волостей (т. н. тунгудский говор) к югу от нижней Кеми .

Стоит добавить что Подужемье , как и Весьегонск в Тверской Карелии были затоплены русскими не случайно, а с целью уничтожение карельского этноса и сокрытие настоящей истории. 

В 1938 г. Дурова Ивана Матвеевича (на основе чьих работ и написана данная статья) русские арестовали по подозрению в участии в контрреволюционной диверсионной организации, вербовке новых лиц, подготовке вооружённого восстания и руководстве крестьянской группой Сорокского района. 3 апреля 1938 г. предположительно в урочище Сандармох (станция Медвежья Гора) он был расстрелян..

Сосбрано и отредактировано: Miteri Panfilov

Источники : Дуров И. М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении
Кузьмин Д. В. К проблеме формирования населения западного побережья Белого моря (по данным топонимии) / Финно-угорская топонимия в ареальном аспекте: Материалы научного симпозиума. Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2007. С. 30—31.
Гусельникова М. Л. Полукальки Русского Севера как заимствованный словообразовательный тип топонимов // Ономастика и диалектная лексика. Екатеринбург, 1996. С. 13—21.
Материалы по истории Карелии XII—XVI в.в. Петрозаводск, 1941. Мызников С. А. Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах северо-запада. СПб., 2003.
Forsman A. V. Titkimuksia Suomen kansan persoonallisen nimistön alalla. 1. Helsinki, 1891.
Сало И. В. Влияние прибалтийско-финских языков на севернорусские говоры поморов Карелии. М., 1966