Поморская семья как школа этикета и общения.
Поморская семья, сама по себе нуждавшаяся в поддержании определенного режима взаимных связей и отношений, была одновременно школой этикета. Именно здесь в условиях повседневного общения, подражания и обучения младшие члены семьи получали первые знания и навыки поведения в обществе.
Одной их характерных черт северного быта было неукоснительное соблюдение строгого порядка во всем: в чередовании труда и отдыха, в «расписании» вытей (так на Севере называли прием пищи), в самом ритуале каждой выти… «Здешние жители обычно едят три и четыре раза в день… Завтракают обычно тогда, когда встают ото сна — в 4-6 часов утра, смотря по досугу или работе… Обедают в 8-10 часов пополудни… Паужнают (паужна) — обедают в другой раз между 12 и 3 часами после полудня… После паужны любят отдохнуть на печи или на полатях. Ужинают, когда солнце закатывает за горизонт, в 6-8 часов пополудни, а летом, когда бывает страда, еще позже — в 9-11 вечера… После ужина ложатся спать. Такой режим — очень ранний завтрак (часто холодный), довольно ранний обед, обязательный полдник (паужна) и ужин перед самым сном — характерен для всего северного крестьянского быта».
А вот и описание самого ритуала приема пищи. Его мы находим в книге К.П.Гемп «Сказ о Беломорье»: «Каждый за столом знает свое место. Перед каждым на столе миска и деревянная ложка. Мать, хозяйка, приносит из кладовой каравай хлеба и стоя нарезает ломти поперек каравая и раздает. Ране хлебушко сиже не резали. Ребятам хочется получить краюшку, но никто не смеет заикнуться об этом. Мать помнит, кто вчера в полдник получал и чья теперь очередь получать ее. Уху, щи или грибницу разливают, а кашу, творог мать раскладывает по мискам, соблюдая старшинство. Деревянный поднос с рыбой, из которой варилась уха, мать ставила как вторую перемену на середину стола. Каждому разрешалось «таскать» ее, но по порядку, без выбора, с краю. К каше и творогу подавалось молоко в крынках на двоих, его прихлебывали ложками. В посты молоко заменялось квасом. Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к этому знак — постучит ложкой по краю миски или столешницы. Трапеза кончилась, старший снова постучал ложкой, можно вставать. Каждый вставал без слов, благодарственный поклон старшему — и можно заниматься своими делами. На столе не оставалось ни крошки, ни корочки. Разговоры за столом среди детей не допускались». С теми или иными нюансами, но ритуал был один: ели не кое-как, а «чинно и неистово трапезовали, и в этом было уважение к семье, к коллективу и к пище». В этой неспешности крестьянского быта, в той ответственно ти и серьезности, с какой делалось любое дело, были какие-то особые достоинства, они создавали душевный покой, ощущение домашнего мира и прочной надежности дома.
Еще одна характерная черта северного быта — его непритязательность, скромность, естественная рациональность. Это напрямую относится и к северной кухне. П.С.Ефименко приводит довольно обширный перечень «буденной» пищи. А по отзыву А.Я.Ефименко, «главная пища жителей есть рыба, и первое место занимает треска, — она там в повсеместном и повседневном употреблении. В большом употреблении также и другая рыба: сельдь, навага, палтусина, омули и проч.; семга считается лакомым кушаньем. Хлеб едят они ржаной и ячменный; часто мешают одну муку с другою. Любимое архангельское кушанье есть шаньги или шанежки, род блинов, или лепешек, печеных из ячменной муки, заболтанной на молоке, или просто на воде, и сверху намазанных сметаной, или яйцами. Мясо в меньшем употреблении, чем рыба».
Н.Гиммер в тех же ИАОИРС сравнивает питание печорского крестьянина с питанием европейского рабочего. По его мнению, если по типу они близки друг другу, то по размерам питание помора выше. «Питание это, — замечает Н.Гиммер, — сравнительно с крестьянством внутренних губерний, видящим мясо только в большие праздники, можно назвать «убойным»; что же касается детворы, то она ежедневно чуть не купается и не плавает в масле, молоке, сметане и твороге».
У поморов имелся традиционный набор приветствий, обращений, форм общения — рабочих и гостевых, т.е. стандартов общения. Так, у поморов социальная разница сказывалась в жестах и формулах приветствия: «большим обычаем» — поклоном до земли — могли приветствовать духовное лицо, богатого односельчанина, «малым обычаем» поклоном в пояс — обменивались ровни, «отдавали» его при входе в чужую избу, жена кланялась мужу, женщины — мужчинам.. Общение было пронизано разнообразными формулами благопожеланий на все случаи жизни; чаще всего преобладали формулы христианского происхождения, типа: «бог заплатит» (благодарность), «бог милостив» (утешение), «с богом» (согласие, прощание, начало любого дела) и т.д. В будничной обстановке взрослые мужики обращались друг к другу либо полным именем, либо по имени-отчеству на общественных сходах, а также к зажиточным и уважаемым односельчанам; в остальных случаях ровни пользовались словом «парень» и «уличным уставом».
А.Михайлов поясняет этот «термин» так: «В Архангельской губернии каждый почти крестьянин, кроме имени под которым значится он в ревизских сказках, имеет еще так называемый «уличный устав», т.е. прозвище, которое дается ему еще в ребячестве. Большой частью, это чрезвычайно меткие, характерные прозвища». Тот же А.Михайлов приводит такой пример этого «устава»: «Калининым Петрухой писался, Балагурович, по «Уличному уставу»»[73]. «Уличных» прозвищ у каждого взрослого бывало всегда несколько, причем почти обязательный пласт составляли обидные и даже зазорные прозвища; употребление их в быту вызывалось какими-то особыми обстоятельствами (ссора, раздражение, поступок, подтверждающий прозвище, неблаговидное поведение и др.). Женщины часто имели «уличные имена, производные от имени или уличного прозвища мужа, которые фактически заменяли в будни их собственные; например, ПЕТРУШИХА (муж Петр), ЗУБИХА (Зуб — уличное прозвище мужа). В праздничных и ритуальных ситуациях избегали возрастных названий, уличного устава и прозвищ.
Итак, традиционное будничное поведение взрослых слагалось из активной бытовой деятельности — работа, свершение жизненно-важных дел и событий (сватовство, крестины, семейные заботы, обучение детей, лечение больных, помощь старым, соседям) и различных ритуальных действий — обрядов магически-религиозного происхождения. Будничное поведение характеризовалось четкостью временно-пространственных отрезков и их наполнений, чередованием работы и отдыха, умеренностью в быту (пища, одежда и т.п.).
Словами праздник / свят в народе назывались воскресные, общинные и семейные торжества; термин «СВЯТ» имел более широкое значение и закрепился также за особо значимыми в данной традиции ритуальными днями и циклами, в которые работа, однако, могла и не прекращаться (благовещенье, рождественские, весенние святки). В качестве праздников, а часто и под таковым названием выделялись мужские, женские, молодежные и девичьи сборища (гулянья). Любой праздник сопровождался преображением всей будничной обстановки и внешнего облика людей. К воскресенью убирали и мыли в избе, ставили в божницу праздничные иконы, к большим праздникам мыли и «наряжали» дома — подновляли резьбу, роспись, открывали «праздничный» вход, подметали задворки и «улицы» вдоль дома. На праздник же надевали лучшую одежду («годовую», «добрую»); менялись система приветствий, обращений друг к другу (даже мужа к жене), называний (преобладали величания по имени-отчеству); содержание разговоров (о насущных хозяйственных делах старались не говорить). «У всех блюдется старый обычай: при всякой встрече кланяться и приветствовать друг друга добрым пожеланием и приветом вроде следующего: — Почти праздник-от! — Твои гости!».
В праздничные дни менялся у поморов и распорядок дня, и пища. «В праздничные дни по зимам сумляне спят после обеда, уднуют по старому прадедовскому обычаю, и после уднования бродят толпами по улицам и толкуют обо всем, что взбредет на ум. При этом сумляне имеют привычку, не выслушав рассказа или слов одного, перекричать друг друга, и кто больше кричит, тот почитается самым толковым. У женского пола есть общая привычка, войдя в избу, перекреститься и, помотав потом головою и, кивнув хозяевам, тотчас же, не выждав приглашения, с поспешностью сесть на лавку».
Праздничная постная пища улучшалась против обыкновенной очень немного и только разве тем, что было побольше блюд и кушанья из той же провизии и они приготовлялись как бы повкуснее и приятнее.
Основы и всевозможные детали этикетного поведения кратко, четко, в образной форме излагались в поморских пословицах. На поддержание обычаев в этой сфере жизни была ориентирована значительная часть поморских пословиц. Выделяют три группы пословиц:
1) пословицы, указывающие на правила коммуникации. Пословицы данной группы наиболее полно выражают идею регуляции поведения. Это наставления, рекомендации, приказы-формулы, побуждающие действовать в определенном направлении, предусмотренном этикетом, или налагающие запрет на антиэтикетное поведение. (Человеку семья нужна, без нее род хороший вымрет. Ребят в семье много — опечалуют старость родительскую. Семейные дела не выноси на улицу. Семейные дела — свои дела. Раздоры в семье при себе оставь. Худо жить без женки на чужой сторонке. Худо, как у вороны нет обороны (т.е. худое житье без мужа). Счастливые дети, от которых отец и мать радость могут иметь. Муж жену должен почитать как церкви главу. Без мужа жить, как без соли есть.)
2) пословицы, обобщающие факты и отношения общения. В этих пословицах запечатлен социальный опыт общения. Они информируют об определенных закономерностях человеческих взаимоотношений. (Завидует горшок котлу, оба на одном очагу (при ссоре равных). Конь дровни ломает, а добрые люди починывают (говорится тому, кто живет несогласно). Не надо и клад, когда с женою у мужа лад. Жена мужу подруга, а не прислуга. Лад да любовь — большое счастье, а ссоры да розни — худшие козни. Где любовь да совет там и горя нет. Мало говори, больше слушай. Жену учи без детей, детей без людей.)
3) пословицы, содержащие оценку личности по характеру его коммуникативных свойств. В пословицах этой группы в своеобразной форме ставится и решается проблема этикетной и не этикетной личности. (Шлянду в семью не возьмут. Хозяйкою все стоит. Без хозяина дом сирота.)
Таким образом, включенный в систему семейных традиций, обычаев и обрядов ребенок с раннего детства незаметно для себя, как бы автоматически, усваивал содержащиеся в них требования, нормы общения и поведения и подчинялся им.