1. Колонизация и русификация Карелии

Захват Восточной Карелии осуществляется практически параллельно захвату Финляндии. Российские войска и власть планомерно продвигались от Санкт-Петербурга до Кольского полуострова. Пётр Первый начинает захват Карелии и Ингерманландии с карельской крепости на Неве.

После Пётр Первый захватывает Ладогу, прогоняет из неё ладожан (карел). Дальше история настолько переврана и запутана, что ещё долго придётся разбираться с тем, что происходило на Неве и в южных карельских землях. Ясно одно: воевал он на этих землях не только со Швецией, но и с карелами.

Появляются вопросы.
Где же в то время проходила граница между Швецией и Московией? Какая территория карел была полностью свободна? Пришлось ли Петру Первому захватывать Олонец?

История наших карельских земель — бывшей Бьярмии и Карелии — за период XVII и XVIII века полностью пока не ясна. Везде в написанной для нас с вами, русскими, истории сплошная ложь; найти истину кое-где довольно сложно.

Из известного задокументированного материала, достойного внимания, ясно одно: Пётр Первый выкупает у Швеции за огромные деньги Прибалтику и часть Карелии. Когда в состав Российской империи вошёл карельский город Aunus, он был переименован в Олонец. Петропавловская слобода (которую сегодня русские называют «Петровская слобода») — современный Петрозаводск. Так медленно, но уверенно российская власть распространилась на всю территорию нынешней Восточной Карелии до самого Кольского полуострова. К слову, карельский город Кемь был присоединён к России только в 1782 году.

В итоге оккупанты назвали эти земли Олонецким наместничеством. Как мы видим, само название говорит о том, что сначала на захваченных карельских землях поставили наместника, и только потом, укрепив власть, переименовали территорию в губернию.

Дальше происходит то, что обычно происходит со всеми вновь захваченными землями. Новый владелец на оккупированной территории начинает перепись населения. Сначала Пётр Первый делает опись земель вокруг Санкт-Петербурга, позже начинает перепись вновь захваченных территорий. Так было и в Карелии, и в Двинской земле (получившей впоследствии название Архангельской губернии, в прошлом Бьярмии).

Так будет и на захваченных финских территориях. Русские, желая избавиться от истории Карелии, полностью исключили слово «Карелия» из всех административных названий. В Российской империи не было ни одной административной единицы с названием «Карелия».

Карелия появилась на карте России уже после октябрьского переворота и только лишь с одной целью: создать плацдарм для возвращения Финляндии в новую империю под названием СССР. В итоге многие люди до сих пор не понимают, на какой территории проживали карелы и какие земли изначально нам принадлежали. К слову, территория, названная русскими захватчиками Архангельской губернией, изначально была полностью исконно карельской территорией. Это подтверждается и этнографическими данными, и археологическими находками, и топонимикой, и письменными историческими материалами. Сегодняшние коренные жители многих регионов Финляндии являются Восточными карелами, проживающими в нынешней Республике Карелия — такими же родственниками, как тверские карелы.

Итак, посмотрим, чем занимаются захватчики в созданном Олонецком наместничестве, о котором они к середине XVIII века практически ничего не знали. Новосозданное российское государство начинает изучение Карелии.

Первые «описания» захваченных земель появились после ответов на специализированные анкеты и запросы Академии наук, рассылавшиеся в 60—70-е годы XVIII века по всей новоиспечённой России. Первая такая анкета была разработана М. В. Ломоносовым в 1760 году и состояла из 13 пунктов. В дальнейшем появились многочисленные варианты, в которых вопросы конкретизировались, затрагивались новые стороны жизни, в результате чего анкета значительно расширилась. Ответы на эти вопросы Академии наук требовали от местных властей большой работы, тем более что за анкетами стояли правительственные указы, в которых отмечалась необходимость сбора сведений для «географического описания Российского государства» и «нового исправленного Российского атласа».

Сбор сведений иногда тянулся годами; собранные материалы составляли целые тома. Большая группа вопросов касалась географии края — рек, озёр, лесов, гор и т. д. Ряд вопросов был связан с промышленностью, состоянием сельского хозяйства и торговли. Вся анкета отличалась сугубо практической направленностью. Если речь шла о реках и озёрах, то в ответах следовало указать не только их местоположение, но и судоходны ли они, какие есть пристани и какие товары на них сгружаются, есть ли рыба, когда и какими снастями её ловят.

По поводу промышленности надо было сообщить, каким сырьём — местным или привозным — пользуются заводы. Ответы на запросы по сельскому хозяйству должны были включать сведения, «где и что лучше растёт», какими сельскохозяйственными орудиями пользуются жители.

Все вышеперечисленные задаваемые вопросы, а точнее сказать — ответы на них, имели на самом деле конкретное практическое применение. Русским нужно было составить план действий на территории захваченных земель: что и где захватить полностью (это была первая российская приватизация, следующая была в 1917 году и последняя началась в 1991-м), что — частично, во что вложить государственные деньги и какие налоги и на что ввести.

В общем, составлялась программа эксплуатации коренного населения. В принципе, Россия и сегодня живёт по тем же самым правилам, которые заложил Пётр Первый. Уже тогда начинается захват частной собственности у карельского населения, которое продолжается практически весь период XVIII века.

После первых ответов на вопросы, заданных наместникам в 1760 году, русские начали захват частных, в первую очередь металлургических заводов, на территории Олонецкого наместничества. В итоге всё это вылилось в длительную войну, которая закончилась только в конце XVIII века. Часть этих событий на территории Восточной Карелии русские лжеисторики подают нам как Кижское восстание. На самом деле это была самая настоящая война русских оккупантов и противостоящих им карел; шёл захват территории Восточной Карелии российскими войсками.

Никаких русских до Петра Первого в Карелии не было.

После этой войны у карел были захвачены все железнорудные заводы, карелам было запрещено самим производить железные изделия, но по имеющимся историческим данным карелы ещё долго сами добывали руду и производили необходимые металлические изделия.

Также после пыток у карельских староверов русские получили точные данные о местонахождении серебряных, золотых и медных рудников на севере Карелии.

В 1784 году в Петрозаводск были присланы «Топографические запросы», состоявшие из 35 пунктов. Ряд вопросов носил этнографический характер: об обычаях, быте и нравах населения. Эти ответы нужны были уже для достижения других целей.

Изучая этнографию карел, карельские обычаи и традиции, русские искали слабые моменты народа, на которых можно было сыграть, чтобы разъединить, ослабить единство народа, а кое-где и привести в упадок самые сильные духом районы. За время своей оккупации русские провели много всяких экспериментов и преступлений в отношении карел.

Одним из первых было спаивание. Параллельно шли разного рода запреты на ведение определённых видов деятельности, которые приносили максимальный доход. Позже последовало разделение нашего народа на западных карел и восточных карел. Русские даже умудрялись заставить нас воевать друг с другом в XX столетии.

Ну а про расстрелы и репрессии у нас будет отдельная часть повествования.

Далее, в XVIII веке, на карельских землях новообразованное Российское государство занялось русификацией местного карельского населения.

Русификация Карелии

Проводимая политика принудительной русификации проходила с трёх сторон: со стороны обучения — обучали карел в школах только на русском; со стороны гражданской власти — она отказывалась общаться и принимать от карел документы на карельском языке; ну и со стороны церкви.

Это, кстати, было одной из причин, почему карелы её не любили и оставались долгое время либо откровенными язычниками, либо принимали только беспоповскую староверческую церковь. Сам уклад традиций и обычаев коренного населения никак не мог принять то, что карелы должны были платить кому-то деньги за то, что у них родился ребёнок, или за то, что они вступали в семейный союз, и даже за то, что их родной человек умер.

Долгое время карелы не ходили в русскую церковь и не хотели платить никаких денег священникам, за что те, конечно, были очень злы на карел. Многим из них, имея уже немалый сан, приходилось бедствовать в карельских приходах с тем количеством населения, с которым в глубине России они бы уже озолотились.

Но вернёмся к властям гражданским. Неуважение к коренным народам у сегодняшних русских заложено глубоко. Например, мысль о неполноценности карельского языка прозвучала и из уст первого же Олонецкого губернатора Г. Р. Державина. В дальнейшем, ограничивая прямое общение с населением исключительно верхушкой крестьянской общины — старостами, как правило сравнительно неплохо знавшими русский язык, чиновники, присланные в Карелию, и помыслить не могли, что основная масса карелов вообще не владеет русским языком или знает лишь небольшое количество слов, необходимых для торговли и решения бытовых вопросов.

Как утверждал в начале XX века один из православных миссионеров, прежде губернское начальство, «соприкасаясь только с чиновными карелами, владеющими русским языком», было убеждено, что и «все карелы давно обрусели и не только не понимают финского языка, но и свой карельский, родственный первому, забыли».

Но после провала первых попыток русификации чудесный сон русских рассеялся. В XIX столетии, в надежде на скорый и лёгкий успех в деле русификации, в чиновничьей среде рассматривались проекты полного «упразднения» карельского языка и полной принудительной форсированной ассимиляции карел.

Державин — генерал-губернатор олонецкий, архангельский и вологодский — считал вполне возможным принудительное «постепенное выведение из обращения карельского языка». Столь радикальная мера потребовала бы некоторых усилий, времени и средств, но высокопоставленный чиновник не сомневался в успехе: «По мнению его, генерал-губернатора, надобно было бы вменить в обязанность Олонецкому губернскому начальству, а наипаче управлению Олонецких горных заводов, в ведомстве коего состоят казённые крестьяне целого Петрозаводского уезда, стараться о распространении русского языка, и чтобы карельский, как некнижный и ни к чему не нужный, мало-помалу ослаблялся, а после и вовсе исчез».

Осуществить намеченный план предлагалось следующим образом.
Для начала планировалось полное исключение карельского языка из делопроизводства. Настойчивость, с которой это решение проводилось в жизнь, свидетельствует, что карельские крестьяне неоднократно использовали родной язык при общении с представителями власти, что приводило государственных российских мужей в бешенство.

Как отмечалось в документах губернского правления, «земским судам предписано было, дабы они вменили в обязанность волостным начальникам и в каждом селении старшинам, чтобы никому не объясняться по делам службы на корельском языке».

Далее, говоря современным языком, губернским чиновникам предстояло провести своего рода разъяснительную работу. Они получили указание «внушать» карелам «о пользе от того самим поселянам» и поощрять их «к познанию русского наречия». Подобное распоряжение было спущено представителю крестьянского самоуправления — вотчинному голове. Его обязывали «при всяком случае внушать хозяевам дворов о пользе русского языка», а также советовать им «ввести употребление оного в семьи свои», «посылать детей своих в приходские училища» и посещать приходскую церковь, «где, кроме христианского учения, привыкать могут и к наречию русскому».

Основные надежды на скорейшее решение данной проблемы губернская и заводская администрации возлагали на приходские школы и училища. Департамент горных и соляных дел предписал начальнику Олонецких заводов «учредить несколько приходских училищ и со стороны завода оказать им в сем случае пособие».

Однако карелы не захотели терять свой язык и объясняли отказ от обучения в русских училищах отсутствием денег. Карелы «отзывались, что на устройство и содержание таковых училищ, по недостаточному их положению, не имеют состояния; в семействах же своих вводить русский язык и обучать оному детей обязуются».

Так завершилась первая скоропалительная попытка местной власти навсегда искоренить карельский язык, и к середине XIX века стало ясно, что все начинания подобного рода займут не один десяток лет.

Вторая волна русификации, инициатором которой выступил олонецкий губернатор Н. В. Протасьев, прокатилась по Карелии в начале XX века. На сей раз, уже имея за плечами опыт недавнего прошлого, русификация преподносилась как вынужденная мера, действенное средство против новой опасности — финнизации.

Для оправдания действий представителей власти в прессе развернулась широкая кампания, целью которой предполагалось формирование негативного образа наиболее активной части финского общества. В 1908 году Протасьев составил докладную записку на имя председателя Совета министров П. А. Столыпина, в которой обосновал ряд мер, направленных на то, чтобы «не только положить предел попыткам финнов пока культурно, а затем и политически завоевать русское достояние».

В данной фразе «русским достоянием» называлась карельская земля. Именно читая такие исторические документы, понимаешь, что русские — это народ, который при любой власти и в любом чине никогда не уважал и никогда не будет уважать другие, даже союзные ему, народы.

Считая своих граждан послушным скотом, они твёрдо уверены, что и все вокруг — такие же природные рабы. Решительная постановка вопроса предусматривала целый комплекс мероприятий. В их число входило:

Во-первых, увеличение числа становых приставов в Повенецком и Петрозаводском уездах и «изменение границ участков земских начальников» с тем, чтобы финляндская граница была взята под более надёжный контроль, а карелы стали интенсивнее общаться с русской администрацией.

Во-вторых, олонецкий губернатор видел необходимость в открытии учительских семинарий и «министерских народных училищ повышенного типа с преподаванием ремесла», заманивая в них карел, обещая, что там они обучатся ремеслам, которые могли бы в дальнейшем приносить хороший доход, ведь по России вовсю уже покатилась эра капитализма. Соответственно, карелу, желающему получить востребованную профессию, необходимо учить русский язык. Таким образом, система образования, как и в первом случае, рассматривалась как институт, способствующий ускорению процесса русификации.

В-третьих, важная роль отводилась Православной церкви, в особенности духовенству тех приходов, где карельское население составляло большую часть. Планировалось повысить жалованье церковникам, наиболее активно привлекавшим карел к церковной службе.

В-четвёртых, предполагалось «заселение Олонецкой границы выходцами из коренных русских православных губерний». Кроме того, губернатор планировал провести в Карелии железнодорожную магистраль, «соединённую с сетью русских железных дорог», и «организовать агрономическую подготовку как местного населения, так и будущих переселенцев».

Идея о всемерном распространении русского языка в Карелии овладела умами чиновников разных ведомств. В 1907 году к решению языковых проблем подключилось Олонецкое губернское земство. Его представители трактовали политику русификации как проявление подлинного патриотизма. Земство объявило, что «твёрдо решило бороться с панфинской пропагандой всеми силами и всеми средствами, достойными культурных людей и обязательными для верных сынов своей Родины».

В качестве одной из первоочередных задач земство ставило «организацию бесед с крестьянами, открытие новых школ и приходов». Но и этого оказалось недостаточно: «Земство увидело, что оно почти ничего не сделало… ибо с хорошим врагом, в частности в данном случае имелся в виду коренной житель, можно бороться только хорошим оружием, а безоружному бороться нельзя».

И оружие вскоре нашлось — земство делало ставку на русификацию карел, о чём говорилось с предельной откровенностью: «Коренные русские люди образуют свои поселения на границе с Финляндией и среди карел… Они принесут в Карелию своё русское влияние, вольются в карельское население, расколют его целостность, и русификация пойдёт быстрее».

Для того чтобы переезд русского населения стал массовым и успешным, земство поддержало идею о строительстве железной дороги от Петрозаводска до пограничных с Финляндией мест Северной Карелии.

Вообще, во все времена переселение русских на национальные окраины Российской империи рассматривалось как универсальное средство русификации «инородческих» окраин. Так, после 1906 года в Казахстане и Средней Азии «центральным вопросом национальной политики» стала «русская крестьянская колонизация».

На протяжении всего XIX и начала XX века желание избавить карел от карельского языка оставалось одной из главных задач русской власти. Этому замыслу суждено было остаться на бумаге, так как, с одной стороны, ресурсы государства не соответствовали масштабам чиновничьих амбиций, с другой — карельский язык продемонстрировал завидную жизнеспособность.

Во второй половине XIX — начале XX века полное уничтожение карельского языка царской властью отодвинулось на перспективу.

Но пришедшие им на смену большевики, закатав рукава, решительно ринулись в бой. Они упивались той кровью, которая рекой текла по всей территории Олонецкой и Архангельской губерний.

И только такие меры позволили им наконец добиться основного перелома в оскатинивании коренного населения Карелии, превращении основной его массы в послушных русским рабов.

Но не все сдались: карелы выжили, сохранились, а значит, Карелия жива и будет свободна.

Автор: Miteri Panfilov